Как закалялась… Лидия Михайлова

«Не могу смотреть фильмы, посвящённые войне. Как слышу военные песни, у меня сразу слёзы, расстраиваюсь моментально, даже говорить об этом трудно. Вспоминается война и то, что было пережито…».

Эти слова моей собеседницы были сказаны прежде, чем я задала первый вопрос. И мне сразу стало понятно, что сначала я буду просто внимательно слушать…

Она родом из Омской области, родилась на железнодорожной станции Называевской, теперь это город Называевск. В Геленджике живёт 22 года. Дата её рождения – 1 декабря 1925 г., и в этом году ей будет 100 лет. При этом Лидия Тарасовна Михайлова не древняя старушка, а статная, сильная женщина, с ясным умом, активной жизненной позицией, познавшая очень трудную жизнь, за которую искренне благодарна.

Закалка льдом

В 1946 году Лидия Тарасовна окончила Омский строительный техникум министерства путей сообщения Омской железной дороги (так он назывался с 1925 по 1946 годы). По окончании техникума молодая Лида должна была три года отработать в Петропавловске.

«Мы, студенты, во время войны не только учились, но и были путевыми рабочими. Специалистов на железной дороге катастрофически не хватало, все ушли на фронт. Зимой работали на кирковке льда. Тогда ещё ходили паровозы. Пока паровоз идёт из депо, пар выпускает (как мы говорили «прогревает себя»), и моментально в сорокаградусный мороз конденсат от пара попадал на железные рельсы, они покрывались толстой коркой льда так, что их подо льдом не было видно. После каждого раза, когда проходил паровоз, нужно было железнодорожный путь откирковать. Вот мы этим и занимались. Мне тогда было 18 лет.

Отработав два года в Петропавловске, я уехала в Черновцы ухаживать за почти ослепшей сестрой после перенесённого тифа, которая к тому моменту стала вдовой и о ней некому было позаботиться.  Хоть и с трудом, начальник дистанции пути меня всё-таки отпустил (ведь я отработала только два года из положенных трёх). Он, кстати, говорил, что те, кто проработал в войну на путях, кирковал рельсы и менял шпалы, им сразу надо выдавать диплом высшего образования. Потому что мы прошли всё. Это была серьёзная закалка во всех отношениях».

За мёртвого пленного – расстрел

«Когда я ещё училась в Омске, мы с пленными немцами работали в 1943 году. По исходу Сталинградской битвы 6-я армия под командованием фельдмаршала Фридриха Паулюса потерпела полный крах у стен Сталинграда, и оставшиеся в живых немцы были взяты в плен, этих пленных отправляли в Сибирь. Поэтому в Омске их много было. Они кирковали лёд с рельс вместо нас. Студенты были обязаны следить за работой пленных, нас инструктировали: «Вы отвечаете по закону военного времени», а это – расстрел, если хоть один немец будет задавлен паровозом.

Мне их жалко было, несмотря на то, что это фашисты. Они шли босыми ногами от Берлина до Сталинграда, ноги были разбиты и замотаны тряпками, и всё это в сорокаградусный мороз… Вместо шапок тоже какие-то тряпки. С ужасом смотрела я на них! И вот один из старших среди них (как я потом узнала, высокого военного звания медик), увидел, как другой пленный немец решил броситься под паровоз, чтобы больше не испытывать такие физические муки. Немецкий офицер начал бить несостоявшегося самоубийцу… Мы не имели права подходить к пленным ближе трёх метров. Я изучала немецкий язык и крикнула офицеру со всей мочи на немецком: «Herr Offizier» (господин офицер), он даже вздрогнул на мой окрик, я же продолжала кричать: «Man darf nicht (нельзя!)». И он остановился, прекратив побои своего же…».

Дисциплина против голода

«Летом по направлению техникума мы ехали в служебном вагоне руководителя нашего путейского отделения, изумительной красоты женщины по фамилии Мухартова. Нас, несчастных, полуголодных, исхудавших, она везла на железнодорожную станцию Ишим Тюменской области. Когда из Ишима едешь в Омск, проезжаешь мою станцию Называевскую, где мой папа жил. Бедно жил, но коровка и овцы были. Я могла у него бидон молока взять, картошки… Попросила у Мухартовой разрешения сойти на этой станции, как раз это было где-то в обеденной перерыв. Всем ей клялась, что утром буду, что буду вовремя (вечером поезд уже отправлялся). Она же мне сказала: «Вы что, забыли, в какое время и по какому уставу мы сейчас с вами живём и работаем?» А мы были переведены на военное положение, без права каникул, без права отлучаться без разрешения, по сути, как солдаты. Несмотря на все мои заверения и обещания, она меня так и не отпустила. Вот такая дисциплина была… Очень хотелось хоть разок сытно покушать, но не получилось. Нам давали кусок чёрного хлеба на день (500 г). И вот пока идёшь со столовой до общежития, потихоньку отламываешь кусочек за кусочком, а сам себя уговариваешь: «Оставь на утро, оставь на утро, иначе будешь плохо слушать уроки…».

Железная династия

«По служебной лестнице у меня всё сложилось отлично. 44 года я проработала на железной дороге, на пенсию вышла заместителем начальника дистанции пути, кавалером ордена «Знак Почёта», которым была награждена по приказу Президиума Верховного Совета СССР в 1974 году. Я ведь из семьи железнодорожников, у нас целая династия: папа – железнодорожник, один и второй братья – железнодорожники, сестра – учительница, преподавала в железнодорожной школе, – рассказывает Лидия Тарасовна. – Я папе очень благодарна. Нас осталось восемь детей без мамы. Самая младшая сестричка как только родилась, мама в родах и умерла… Нас было двое братишек, остальные – девочки. Папа всех выучил. Мы в семье из-за того, что росли без мамы, друг другу помогали всю жизнь».

Старшая по подъезду

«У меня двое сыновей, муж прошёл всю войну, ранение имел. До его 60 лет вместе с ним дожили. Потом случилось кровоизлияние в мозг, ему сделали операцию, и он пять дней всего после этого прожил.

В Геленджик я переехала, так как здесь уже жили мои сыновья. Как приехала 22 года назад, так и стала старшей по подъезду. Света в подъезде не было, дверей в подвал не было, там бомжи жили и варили еду. В подъезде был проходной двор, деревянная дверь не закрывалась. По осени листья с деревьев во время ветра задувало в подъезд, ступить было некуда. Висели ржавые почтовые ящики, которые я потом сама и покрасила. Не могу быть равнодушной. Сейчас, правда, их заменили на современные, благодаря нашей старшей по дому, Светлане Ивановне Орловой. Она очень радеет за нашу многоэтажку, чтобы людям в ней комфортно жилось».

Не то время, чтобы быть злыми…

– Лидия Тарасовна, если б к вам в молодости пришёл некий человек и сказал, что вы доживёте до такого возраста, как бы вы отреагировали?

– Я бы посчитала, что это сумасшедший человек.

– Но, предположим, вы ему поверили, что бы почувствовали?

– Что я доживу… Я из простой, рабочей семьи, звёзд с небес не хватала, впроголодь жила, тяжело работала… и я доживу! В другой раз хочется полежать, а я себе говорю: «Нет, милая, ты должна встать, ты должна пойти».

– С высоты вашего опыта, что бы вы сказали людям, которые хают свою жизнь, жалуются на неё постоянно: всё плохо, все плохие?

– Нужно быть терпимыми, благодарными, что мы живём всё-таки под мирным небом, несмотря на то, что сейчас происходит (вы понимаете, о чём я), и счастье этих людей, что они не пережили войну. Я вспоминаю картину Репина «Бурлаки на Волге»… Так вот, мы с девочками… В рельсах есть отверстия для болтов, мастер, сокрушаясь и приговаривая всё время «миленькие мои, доченьки мои», вдевал трос металлический в эти отверстия, и мы, одна с одной стороны, другая – с другой, закидывали этот рельс на плечи и тащили его. На то, чтобы успеть его заменить, давалось 30 минут. С нас ручьём пот тёк. Откуда бралась у нас эта сила? Я не знаю. Но мы жили! А сейчас мы неголые, небосые, неголодные. Поэтому, когда говорят люди, что им плохо, они не знают, что такое плохо. Я благодарна за трудности в своей жизни, они многому меня научили.

– В жизни человека что главное?

– Порядочность и честность. Не укради, как в Библии написано. Не бери чужого, делись…

– Что хотелось бы вам ещё добавить?

– Конечно, чтобы не гибли наши дети. Это самое главное, и чтобы поскорее СВО закончилась. У меня там никого нет, но я не могу, когда война, я не могу, я плачу. И когда люди говорят: «Вот зачем шлют туда гуманитарную помощь, должно государство помогать». Я не понимаю таких людей. Ну, не давайте и молчите. У нас рабочие периодически работают в доме, и я не обязана их кормить, но всегда им сделаю и кофе, и бутерброды, и пироги испеку. Хочу пожелать людям уметь друг друга любить, уважать. Нельзя быть ненавидящими, завистливыми, для хорошего человека это нехарактерно. Нужно быть добрыми друг к другу, не то время, чтобы быть злыми…

Ирина Титовская