Виктория Даниленко: хрупкая, но сильная – с именем победы

При первом взгляде на эту женщину её хочется защитить: хрупкая, красивая, как актриса, но совсем не заносчивая. Виктория Даниленко, одна из тех женщин, что умеют ждать. Супруга участника СВО, старшего лейтенанта Алексея, она не мерит жизнь квадратными метрами, потому что понимает – ценность жизни в другом.

Из-под её изящных пальцев выходит защитная экипировка, которая спасает жизни солдат, и живопись, на которую откликаются души. И вот в преддверии женского праздника мы с ней решили откровенно поговорить…

– Какая была ваша первая реакция, когда вы узнали, что муж идёт на СВО? Что вы почувствовали?

– Неверие… Казалось, что всё это происходит не на самом деле, как будто не по-настоящему. Его же мобилизовали одним из первых во время частичной мобилизации в 2022-ом. Как офицер запаса, Алексей уже был в списках, в первых рядах. Он ожидал этого. Мы готовились. Отлынивать муж никуда не собирался, наоборот, хотел уже идти в военкомат сам.

Но всё равно у всей семьи был шок, казалось, что всё это не взаправду. Потом началась паника, как мужа собирать, что надо, что не надо. Собрала, конечно. Но в первый же месяц, при смене позиции, ему пришлось всё оставить. Необходимое ему выдали после… Само осознание, что это всё по-настоящему, пришло уже потом. Нас это потрясло. У нас с Алексеем две дочки, старшей Кристине – 22 года, младшей Милане – 14 лет. 17 февраля исполнилось 24 года, как мы вместе с мужем.

То, что в 42 года он попадёт на передовую, было странно осознавать. И вот он уже там третий год. Получил медаль за доблесть второй степени и совсем недавно – медаль за отвагу. Муж – замполит роты (заместитель командира по работе с личным составом) в мотострелковых войсках. Алексей в отпуск приходил два раза. Один раз по ранению, и в сентябре – просто в отпуск отпустили. Но, когда он пропал на четыре месяца, я чуть с ума не сошла…

– Как вы справились с этим?

– Летом прошлого года, в течение четырёх месяцев они находились «на передке» в Луганской области. Но, слава Богу, раз в месяц кто-то из его сослуживцев выходил на связь и отправлял смс-ку, что с мужем всё хорошо. И как я вообще справилась…

Пришла в волонтёрский цех «Покрова» ещё прошлой весной. И ушла в работу с головой: с утра и до позднего вечера. Мы были приглашены с Татьяной Ляшенко, организатором этого цеха, вместе с волонтёрами и родственниками участников СВО в Новороссийск на мероприятие, посвящённое волонтёрской работе, там и познакомились.

Сейчас в цеху работают 18 человек. И это не только родственники участников СВО, но и неравнодушные люди, которым небезразлична судьба нашей родины. Шьём антитепловизионные одеяла и костюмы «Леших», наши защитные изделия даже тепловизоры не берут. Ребята и себя накрывают, и технику. Здесь для меня отдушина. Когда срочно нужно выполнить заказ для бойцов, и до двух часов ночи работаем. Всего с начала деятельности цеха (со 2 апреля 2024 года) пошито и отправлено на передовую 2595 изделий: 812 маскировок «Леших», 1729 маскировочных одеял, 51 спецкомплект для бойцов и три антитепловизионных волокушы.

– Представьте ситуацию. Пришла к вам женщина в слезах, такая же жена участника СВО, не могу, говорит, не справляюсь, тяжело, помогите. Что бы ей вы сказали?

– Когда занимаешься всем этим… к нам много ребят приезжает с передовой, ты смотришь на них и понимаешь, как нужна защита, которую мы шьём. Какие там слёзы?! Ты сразу, видя их, осознаёшь, что слезами тут точно не поможешь. Надо собраться и действовать. Благодаря этому, лично я вышла из состояния отчаяния. Не плакать надо, а просто делать. Каждая женщина может оказывать ту помощь, которая по силам. В «Покровах» мне легче. Если бы я ничего не предпринимала, тоже бы, наверно, с ума сходила, но это же не выход.

– Как ваши дочери относятся к текущей ситуации с СВО? Вы общаетесь с дочками на эту тему?

– Дочери всё прекрасно понимают. Там их папа… и они осознают, что это правильно, и очень им гордятся. И в цеху пытаются помогать по мере возможности. Подключают своих знакомых, друзей. Письма писали на фронт. Что касается изделий, здесь нужна более взрослая сноровка, но с нарезкой «травы» (военный камуфляж) и заготовкой «сэндвичей» (послойное складывание расходных материалов для начинки защитных одеял) хорошо справляются.

Сначала дочки плакали… Для них это было непонятно, как это папа сейчас уйдёт на войну. А сейчас они даже по-другому на него смотрят, как на героя… Конечно, они ждут, когда он вернётся уже навсегда.

– Достаточно много людей относится легкомысленно к СВО. Они живут, как будто ничего не происходит, наша хата с краю, как говорится… Когда вы сталкиваетесь с таким явлением, как реагируете, что говорите?

– Я понимаю, что убедить их в обратном бесполезно. Что-то доказывать, переубеждать… Зачем?

– А что вообще говорят такие люди?

– Я стараюсь даже не слушать. Но, когда просишь о помощи, рук в цеху не хватает, ответы одни: «у нас нет времени», «мы заняты» и тому подобное. Или: «а зачем вы это делаете, у них же там всё есть, их должно обеспечивать государство». Пытаешься им объяснять, что обеспечение-то есть, только есть такие вещи, которые на войне одноразовы, и поток их необходимости не прекращается. Бойцы оперативно перемещаются и бросают различного рода вещи, за которыми уже не вернутся никогда. А если говорить о защитных изделиях, они необходимы, как воздух… там. Государство не сможет обеспечить такое большое количество, ну никак. Но, к счастью, всё-таки много людей, которые помогают финансово, закупают необходимые расходные материалы для наших изделий.

– Как вы думаете, насколько актуально, чтобы те бойцы, которые вернутся, принимали активное участие в общем и дополнительном образовании детей?

– Тем, кто вернётся, самим сначала нужно будет прийти в себя после такого опыта… Я думаю, что такие бойцы сильное влияние будут иметь на детей. Ведь на СВО сейчас рождается целая плеяда новых людей. И если школы и другие учебные заведения будут приглашать на помощь в воспитании детей и молодёжи ветеранов СВО, это будет иметь свой позитивный результат. Но и сейчас детей, которые хотят помогать, чувствуют ситуацию, очень много.

Вот у Тани, руководителя нашего цеха, есть внук Богдаша, ему пять. И он просит звать его на отгрузки изделий на передовую, детей надо подключать к этому. Сворачиваем защитные одеяла, а он: «Подождите, подождите!» Картинку нарисовал и положил внутрь свёртка, и он понимает, что его тепло и искренность дойдут до солдатика… Когда он участвует в погрузке, бойцы, прибывающие за грузом, ему руку пожимают, и для Богдана это имеет большое значение. Дети и сейчас знают цену жизни. Да, что мы о грустном! Я вообще художник!

– Да?! А какое направление в изобразительном искусстве?

– Художник-реалист. Специально не училась, просто с детства мне нравилось рисовать. Само идёт, погружаешься и всё. И даже если долгое время не пишешь картины, опять включаешься, и как будто не было этого перерыва. Очень люблю писать лошадей, но сама верхом никогда не ездила. Живопись – это моя жизнь, работа, хобби и отдых одновременно. И невозможность посещения художественной школы в детстве не помешала развитию моего профессионального навыка.

Так как я нигде не училась живописи, мне всегда хотелось в эту среду, общаться с художниками, получать новый опыт. И с 2016 года я стала посещать геленджикскую народную студию изобразительного искусства им. В. К. Самойлова под руководством Т. К. Лях. С этого момента я периодически участвую в городских выставках. Ещё был опыт участия в краевой благотворительной художественной выставке-продаже, по завершении которой вырученные с неё средства были направлены на поддержку СВО. Хочется, конечно, чтобы быстрее закончилось всё это, чтобы все вернулись живыми и здоровыми, и уже заняться своим любимым делом в полной мере: писать картины, творить красивое.

Знаете, я ведь работала над росписью той самой часовни Серафима Саровского, над которой возвышается 34-метровый поклонный крест на Маркотхском хребте в Геленджике (вместе с часовней сооружение более 43 м). В 2020 году это было, я была помощником главного художника П. А. Игнатьева. Работали три месяца. Всё это время мне посчастливилось любоваться захватывающими видами с высоты хребта в разное время суток, при любой погоде и даже в норд-ост. В это время года там, на высоте 580 метров над уровнем моря, было очень холодно, но работа так захватывала! Это удивительный опыт! Площадь часовни – 100 кв. м, и в итоге мы расписали её вдвоём. С этим же художником я участвовала в росписи православного храма Александра Невского (п. Забойский Славянского района).

– Что рассказывает супруг, чем делится?

– Он старается мало чего рассказывать… Может быть, потом, когда всё закончится, мы с ним сядем и поговорим об этом. Сейчас лишний раз не хочет расстраивать, ведь военные действия – это всегда страшно. Он даже как-то поменялся… Они все меняются. Внутренне. Стал более серьёзным.

Сложно передать словами эти изменения. Жизнь начинают ценить по-другому. В обязанности замполита входит беседовать с личным составом. Поэтому Алексей у ребят ещё и вместо психолога. С каждым бойцом в день около 15-ти минут он должен побеседовать. Не только физически, но и морально сложно. Через разные истории ребята проходят. И как адаптироваться к мирной жизни, тоже их нужно научить.

***

Желаем мужу Виктории и другим бойцам вернуться домой целыми и невредимыми с победой. Ведь не случайно хрупкую, но сильную героиню нашего предпраздничного интервью зовут Виктория…

Ирина Титовская