Наследие потомкам
В гости к Сергею Прокофьевичу Мараховскому, ветерану Великой отечественной войны, мы пришли накануне его дня рождения. И не скажешь, что этому заслуженному человеку исполнилось 94 года – бодр, улыбчив, гостеприимен. Немного подводят ноги, но рад гостям. Есть что рассказать. Жизнь не баловала нашего героя, но событий в ней столько, что рассказывать хватит не на одну газетную полосу.
— Проходи, дочка, внимания ко мне прямо как к генералу, неловко даже, — улыбается он. — Расскажу сегодня больше, как мирную жизнь в Геленджике строили, воевать-то мне недолго пришлось.
Сергей Прокофьевич начинает рассказ о нелёгкой судьбе, когда слезу смахнёт, когда засмеётся. В долгой жизни были и горести, и радости.
Родился в селе Щуровка Харьковской области. К труду привык с раннего детства, мальчишкой возил на подводе молоко из колхоза им. Крупской на районный молокозавод.
Детство закончилось, когда началась война. В сентябре 1941 года село оккупировали фашисты – грабили, забирали последнее, продукты выносили подчистую. Жители выживали как могли: ели корни, траву, листья липы.
В просторной хате Мараховских расположился на постое финн.
— Помню, фашист в корыте купался, а я вышел из спальни невовремя, так он меня очень сильно избил. В другой раз показывает на плетень и приказывает: ломай, мол, на дрова. Отказываюсь, тогда он достаёт автомат «шмайссер», угрожает: «пух-пух». Печь у нас топилась постоянно, маму заставляли кур щипать, готовить, но её саму не трогали: у мамы весь угол был в иконах, они на них пальцем тыкали, может, хоть гнева Божьего опасались.
Когда в начале марта 1943 года фронт подошёл совсем близко, всех женщин и детей выселили за село, пацанов лет по 14-16 и крепких стариков забрали в действующую часть. Сергей попал в отделение по обслуживанию батареи 120-миллиметровых минометов.
— Командиром у меня был старший сержант Поляков. Я и другие мальчишки должны были снаряды по Северскому Донцу переправлять на плотах и потом подносить к миномётам.
Пристани менялись каждый день – враг быстро обнаруживал точки, откуда подавались снаряды. Но прежде чем найти новую переправу, надо было снять противопехотные мины, берега ими буквально нашпиговали наши же войска при отступлении.
— Вот во время одной такой операции я и потерял пальцы. Рядом с пристанью, в 20-30 метрах, разорвался снаряд, осколок попал в ногу, глаза ослепило, в голове помутилось от боли. Когда очнулся, не чувствовал пальцев и три месяца ничего не видел. Это была моя последняя мина. В госпиталь села Бригадирово меня отправили утром, а днём туда привезли моего командира Полякова – жаль, через несколько часов умер, а крепкий был сибиряк, до сих пор его вспоминаю.
Когда не по годам повзрослевший паренёк выписался из госпиталя, оказалось, что из восемнадцати щуровских пацанов в живых остались двое, и те калеки.
Несмотря на травмированные руки и пережитые страдания, Сергей понимал, что надо жить и идти дальше. После войны отучился в школе, потом поступил в Воркутинский горный техникум, доучивался уже в Докучаевске. К знаниям тянулся, преподаватели видели в нём отличного строителя.
Начало трудовой биографии
В 1962 году Мараховского как перспективного специалиста от комбината «Воркутауголь» направляют в Геленджик на стройучасток прорабом.
— В начале 60-х на Кубань приехал Хрущёв, — вспоминает исторический момент Сергей Прокофьевич. — Не миновал и Геленджик. В сопровождении директора комбината «Воркутауголь», депутата Верховного Совета СССР Николая Ивановича Шестнёва и секретаря крайкома партии Разу-мовского руководитель страны оказался в районе Толстого мыса. Никита Сергеевич очень удивился, что на курорте находится партийная школа, и распорядился, чтобы её немедленно перенесли в Ростов, туда, где находится производство. И тогда Шестнёв предложил отдать землю на Толстом мысу Воркуте, чтобы построить здесь санаторий и лагерь для детей Заполярья.
Так Сергей Мараховский с коллегами начал проектировать санаторно-лесную школу и пионерлагерь на 2000 мест. Были построены жилые капитальные корпуса, столовая. Больные дети здесь учились до 7 класса, жили на полном обеспечении и лечились.
— Строили тяжело, — рассказывает мой герой. — Фондов не было, ни кирпича, ни плит. Но сдюжили, нашли выход: в карьере по дороге в Адербиевку практически вручную ломами, добывали бутовый камень – из него и поставили корпуса. Перекрытия в них были железобетонные.
Ребятишкам на курорте нравилось. Сергей Прокофьевич с улыбкой вспоминает, как колонна воспитанников санаторно-лесной школы в одинаковой форме с красными галстуками маршировала по улицам Геленджика по время праздничных демонстраций – любо-дорого посмотреть.
Большая стройка
После окончания строительства на Толстом мысу прораба Мараховского сократили. Дома недолго пришлось сидеть. В то время в совхоз «Дивноморский» понадобился начальник стройучастка.
Директор совхоза Милентий Максимович Мезенцев обратился в архитектуру за рекомендацией. Там сказали: надо брать Мараховского – опытный, толковый строитель. Тогда Мезенцев прислал домой к Сергею Прокофьевичу завгара: собирайся, мол, приглашают на работу.
— Помню, приехал, посмотрел документацию, наряды, списание материалов – каменный век, — хватается за голову ветеран. — Тогда попросил собрать консилиум: я, как начальник стройучастка, прораб, директор, ещё несколько специалистов. Поставил вопрос ребром: согласны, что всё перестрою – буду работать, я пришел из порядочной строительной организации, в Заполярье работал, дело знаю. Недолго думая, дали добро.
Так закипела работа и началась большая стройка. Мараховский сразу ввёл материальную ответственность, финансирование по-госстроевски. У него появилась служебная машина, да и своя «Волга» была на ходу. Тогда начальник участка, казалось, одновременно был на нескольких стройках. Директор прислушивался к вопросам, которые он ставил, иногда спорил, но больше соглашался.
За несколько лет под руководством Мараховского построено четыре детских сада, все по 150 мест: в самом городе, в Дивноморском, в Возрождении и в Адербиевке.
— Вот где сложно было строить, — вспоминает мой собеседник. — Надо же было сделать всё по уму, чтобы вода была, отопление и канализация. Экскаватор рыл глубоко, его опускали ниже 10 метров, он опять копал, так искали воду. Зато садик тот в Адербиевке до сих пор работает.
Кроме этого, Мараховский разработал собственный проект овощных поливных полей и теплиц. А на 9 км в Церковной щели был фруктовый сад, тоже с системой полива, сейчас, к сожалению, он заброшен.
— Воду качали из речки, трубы шли под землёй, стояки выходили наверх. Трактор подходит, задвижку открывает, цепляет за стояк и поливает – такая технология.
Рядом с теплицами тоже по проекту Мараховского парники поставили.
— Дивноморские поля были красными от помидоров, а какие были специалисты полевые бригадиры! Садовод Константинов выращивал лучшие на Кубани персики и виноград. В совхозе тысяча человек работало, яблоки и помидоры некуда было девать. Всё росло: морковь, баклажаны, кабачки, свёкла. Наши овощи и фрукты везли в Сибирь, да вся страна их ела. Помню, 30 копеек стоил килограмм отборных яблок.
Для хранения всего этого добра за два года построили добротное овощехранилище на полторы тысячи тонн за улицей Луначарского, сейчас там плитку продают. Чтобы обрабатывать сады и поля от паразитов, построили узел, где производились химикаты. Растворобетонный узел, также сделанный по проекту нашего героя, был лучшим на Кубани. Один человек давал 100 кубов бетона в день, такая была механизация. До того как его построить, Мараховский лично ездил по многим совхозам и изучал опыт других, но сделал свой проект, используя рельеф местности и другие нюансы. За что получил тогда от управляющего трестом солидную премию.
Жизнь бежала
Организация работы в совхозе была на высоте. Мезенцев дал распоряжение оборудовать столовую на полторы тысячи обедов, которые развозили на специальной машине прямо к месту работы бригады.
— Например, бульдозерист корчует лес под Адербиевкой, а ему обед – вот, пожалуйте.
Именно при Мараховском начали строить добротные дома. 16 многоквартирников возвели со всеми удобствами, с канализацией и газом, который привозили и помещали в специальные ёмкости, – люди стали жить с комфортом.
Каждый день на служебной машине объезжал своё хозяйство начальник стройучастка все 20 лет, которые проработал в совхозе, оттуда и на пенсию ушёл.
— Везде были толковые мастера. А что не строить: у нас была своя столярка, где работало семь столяров, стояла пилорама. Леса было много, его везли из Сибири, металла было тоже много, был свой склад. Сибиряки ехали сюда отдыхать и лечиться в санатории, контакты налаживали, связи крепли, оттуда материалы шли. Жизнь бежала, это была живая страна, была идея, а какой был патриотизм!
Кстати, Мараховский, работая в совхозе «Дивноморский», принимал участие в строительстве Кубанского моря. Тогда водохранилище это строили всем миром, многим организациям распределяли участки строительства, Мезенцев направил своего начальника стройучастка и 100 человек рабочих. Там им поручили резать лес, сделали свою работу за лето, при этом всем рабочим сохраняли среднюю зарплату.
Выйдя на пенсию, не стал сидеть сложа руки, увлёкся пчеловодством. Пасека была в начале Церковной щели. Мёда из 22 ульев было много. Крепил к автомобилю прицеп, пчёл возил по всей Кубани, а потом качал отменный мед. Всего пять лет назад продал своих пчёл: ноги стали подводить.
Сергей Прокофьевич весь отдавался работе, с утра до позднего вечера в делах и заботах. И наследие потомкам после себя оставил солидное, есть чем гордиться. В 94 года он сам управляется по хозяйству, старается не загружать родных; сохранил ясный ум и прекрасную память, с лёгкостью называет фамилии людей, с кем его сводила судьба, и с благодарностью вспоминает страну, которой он отдал свой труд. Сейчас ему частенько снятся сны его молодости, тревожной и насыщенной.
