Алексею Леонову было всего 23 года, когда он потерял маму и остался совсем один. Юношу не «понесло во все тяжкие», хотя и могло бы: собственная квартира, денежная работа, отсутствие какого-либо контроля. Друзья поначалу соблазняли на «свободную» весёлую жизнь, но не это занимало мысли Алексея.
Необычные события, новые ощущения и размышления о жизни и смерти стали происходить сразу.
– Отец Алексий, вы говорили, что, находясь в Геленджике, у себя дома, вы поняли, что в больнице, в другом городе, умерла ваша мама. Почти с момента выхода её души из тела у вас произошёл переломный момент в сознании. Как это было?
– Это было 12 мая. О том, что мама умерла, мне сообщили только поздним вечером. А я ведь это знал уже весь день. Удивлялся сам себе, но никакого горя не чувствовал, ни в этот момент, ни позднее, во время похорон. А когда мама болела, я очень боялся остаться без неё. Утро было необычно ярким и свежим, а я сам ощущал себя в каком-то прозрачном цилиндре. Увидев незнакомого человека, который шёл навстречу, я почувствовал, что у него проблема. Большая семейная проблема. Я именно чувствовал его переживания по этому поводу. Потом по радио транслировали песню государственного детского хора о том, как птички, рыбки, звери просят людей не убивать их. Мне эта песня никогда не нравилась. Раньше я сразу менял волну радиоприёмника. А в этот день я вдруг увидел сам себя глазами этой птички из песни: они смотрят на нас как на старших братьев. Когда ехал забирать маму, я начал видеть окружающий мир в ярких красках, всё звенело в этой закатной симфонии. Мне не было страшно, когда увидел её в морге, наоборот, меня обнял покой.
– Может быть, эта необычная чувствительность тогда была защитной реакцией организма на осознание потери самого родного человека?
– Я думаю, вернее, знаю, что это был переход моего сознания из физики в метафизику, расширение сознания. Эти новые ощущения, которые я испытывал, требовали своего объяснения. Я стал разыскивать книги, которые бы помогли мне определить, что со мной происходит. Люди, пережившие клиническую смерть, боялись рассказывать о своих видениях и чувствах в то время. Их могли объявить психически больными и отправить в «закрытые» учреждения, а если об этом вдруг сказал бы доктор, то он навсегда лишился бы своего диплома.
Года полтора я пытался найти ответы, что же такое смерть и что такое загробный мир. Друзья и сотрудники, озадаченные самыми бытовыми проблемами (дачи, квартиры, отпуска и т. п.), не понимали эту мою тягу к метафизическим познаниям, и я оказался в вакууме. Начал уже было думать о себе, как о не совсем нормальном человеке, и порой впадал в уныние. Значительно позднее понял, что это Господь-сердцеведец расчищал моё сознание и менял мои приоритеты. А пока что я выискивал хоть какие-нибудь публикации на так сильно меня волнующее.
Был случай: после многодневного дежурства у книжного магазина я увидел, как женщина берёт две новые книги из интересующего меня отдела. Я подбежал к ней, буквально вырвал их из её рук и, бросив деньги (значительно больше, чем стоили книги) на кассе, помчался домой читать. Вот такая была жажда. Содержание книг оказалось «душным, неприятным», я не смог дочитать их. Не то!
– Батюшка, а как вы после долгих поисков ответов на свои вопросы всё-таки пришли в церковь?
– Сознание моё менялось. Я понял, что есть и другой мир, загробный. Что смерть – это не конец. Я, грамотный человек, владеющий знаниями в высшей математике, физике и других точных и естественных науках, начинал принимать эту истину через свои личные переживания, которые я испытывал. Но от церкви был далёк всё равно. Я по-прежнему считал, что религия – для «тёмных» людей. Сами здания храмов воспринимал как красивые архитектурные строения, а тех, кто туда ходил, – двоечниками по жизни, не сумевшими получить достойного образования и прибыльной работы. А уж «попы» – это, вообще, отсталые люди.
Но однажды дорога меня привела к храму, который на Старом кладбище. Я долго не решался войти. Стоял на улице и смотрел на людей. Минут двадцать наблюдал за одним мужчиной, что он делал. Когда он переместился по храму, я, поняв, что там его никто не трогал, не выгонял его, зашёл внутрь и встал на его место. Это было летом, очень жарко, а я застегнулся на все пуговицы и стоял, как вкопанный, ничего не понимая. Когда вечернее богослужение закончилось, вышел на улицу вместе со всеми. Это был мой самый первый визит в православную церковь.
Народ потихоньку расходился, со мной заговорила какая-то женщина. Не помню, о чём беседовали, но в момент разговора меня накрыл невероятный свет, любовь и блаженство, какой-то синтез благородных чувств: дружба, преданность, сострадание одновременно. До этого момента я всё искал смысл жизни. Время было перестроечное, суетливое, приземлённое, с обманами и предательствами. «Разве только для этого человек живёт?» – спрашивал я сам себя. И вот, во время разговора с незнакомой женщиной я вдруг понял, что есть в жизни красота и благодать, верность и любовь в широком смысле. Сознание этого прошло почти физически ощутимым мощнейшим потоком через меня, как ветер, от которого я едва удерживался на ногах. Это есть! Есть смысл, который я искал! И он здесь, в церкви.
С этого дня я начал ходить в храм на каждое богослужение. Стоял, ничего не понимая поначалу, но дисциплинированно не пропуская ни одного: в пятницу вечером, в субботу – утром и вечером, в воскресенье – утром и вечером. Мне никто не говорил, что надо ходить в церковь, никто не заставлял и не контролировал. Иногда на вечерне в воскресенье я был чуть ли не единственным прихожанином в храме. Чудом для меня самого было то, что здесь есть источник, где я смогу найти ответы на все свои вопросы, которые меня мучили не один год.
В храме моё внутреннее состояние стало улучшаться. Мне было хорошо в церкви. Я стал успокаиваться.
Я беззаветно любил свою работу – радиосвязь, был начальником смены, почти агрессивно реагировал на ошибки сотрудников. До прихода в храм меня страшно раздражали малейшие промахи подчинённых, мог спустить полкана на работников даже за небольшие оплошности. Люди даже просто сбегали. Тогда я сам часто работал за радистов, телеграфистов, механиков, практически находясь на любимой работе сутками. После моего прихода в храм сотрудники стали замечать изменения в моём поведении, а узнав, что хожу в церковь, даже стали предлагать мне уйти раньше в пятницу, чтобы я не опоздал на службу.
– Отец Алексий, вы сказали, что вы были некрещёным. Когда же вы приняли решение креститься в православную веру?
– Около полугода я посещал богослужения, начал немного понимать, что на них происходит, начал общаться с другими прихожанами. Они были удивлены, узнав, что я некрещёный, и, конечно, стали рекомендовать покреститься. Я также интересовался католицизмом: по фильмам мне нравилась внешняя его красота и размеренность. Я не отвергал для себя и крещения в католическую веру.
Но однажды попал на торжественное богослужение, в котором участвовало много священников в красивых одеяниях. Когда они запели, я ощутил такой восторг и благодать, что волна рыданий накрыла меня. У меня не оказалось носового платка (а может быть, просто забыл о нём), и, наклонившись, я стал вытирать лицо юбкой чужой женщины, стоящей рядом. Она, видимо, поняла моё состояние и не стала возмущаться. Всё! Я принял решение! Святое Крещение в православную веру я принял, осознанно и с готовностью, в 25 лет.
– Ваша мама была крещёной, бабушка верующей. Почему же вас не крестили?
– Отца и старшего брата бабушки расстреляли во время «ежёвщины» прямо в родном селе. Младших братьев сослали в лагеря, после выхода из которых они не прожили долго. Остались только моя бабушка и один её брат и то потому, что в моменты арестов они были в других городах. Моя сосланная в лагерь прабабушка сошла с ума, потеряв мужа, сыновей и собственный дом, и бродила по мусоркам около бараков.
Этот страх от потери близких жил в бабушке долго. Так как родители мои, как я уже говорил, были далеки от религии, то вопрос о моём крещении возник только, когда мне было лет четырнадцать, и мне даже нашли крёстных.
Я согласился, но только для того, что буду носить крест в школу. Я знал некоторых старшеклассников, носивших кресты, несмотря на то, что в школе это запрещалось. Они были крутыми и таким образом показывали своё пренебрежение к требованиям учителей. Вот и хотел стать таким же крутым, как и они. Видимо, это и остановило моих близких. Они не хотели проблем в школе.
Приняв Святое Крещение, я стал помогать по храму и в алтаре. Потом пришло желание стать священнослужителем.
В 1997 году меня рукоположили сначала в диакона, а потом и во священника. Указом правящего архиерея – Исидора, митрополита Екатеринодарского и Кубанского, 31 декабря 1997 г. я должен был прибыть на Приход полуразрушенного Свято-Никольского храма в селе Адербиевка и приступить к его восстановлению. Совершать богослужения в нём не было возможности из-за того, что элементарно не было крыши.
Полтора года служил в Геленджике в Свято-Вознесенском храме, проходя хорошую практику под руководством протоиерея Владимира Сазонова, настоятеля этого храма. Очень благодарен отцу Владимиру за помощь в моих первых богослужениях.
В мае 1999 года снял жильё в селе Адербиевка и окончательно переселился на Приход. Руководил восстановлением и по возможности начал совершать богослужения.
Елена Гирель
Начало материала читайте здесь:
Как моряк Алексей Леонов стал настоятелем Свято-Никольского храма Адербиевки
