Ожившие тени Великой войны

«Идут годы, очевидцев тех страшных событий становится все меньше. А ведь именно они являются живыми легендами, носителями той самой истинной истории. Время быстротечно, оно постепенно стирает все. Хотелось бы на страницах газеты сохранить для потомков рассказ о войне, услышанный из первых уст».

Это письмо и послужило поводом для встречи с этим уникальным человеком, видевшим своими глазами боль и разрушения военных лет.

Большую своей жизни Кира Ивановна проработала руководителем крупного объединения, и, видимо, поэтому мне представлялась она строгой женщиной с железным характером. Каково же было удивление, когда дверь открыла милая пожилая женщина с добрыми, чистыми глазами.

Надо сказать, разговор был очень тяжелым. Глаза обеих наполнялись слезами, срывался голос. Порой мы просто сидели молча, ощущая висевший над нами гнет воспоминаний.

Как война ворвалась на Кубань

— Я родилась в Крымске. Когда началась война, мне было 13 лет, две младшие сестры и брат были совсем малышами. Папу забрали на фронт, а мы с мамой переехали жить поближе к родственникам в хутор Дагу, — так начала свой рассказ Кира Ивановна. — Наступили страшные времена. Основные бои шли у Керченского пролива. Несколько раз наш район переходил к фашистам, а потом его отбивали советские войска.

Наш дом был вторым от центральной дороги, где проходили войска. Мы постоянно смотрели в окно, провожали их взглядом в надежде на победу. Наши солдаты боролись за то, чтобы враг не пришел к нам с Крыма, но немцы прорвались со стороны Славянска-на- Кубани…

Помню тот страшный день, когда немцы, по той самой центральной дороге повели огромное количество пленных советских солдат. Как же мы все плакали! Происходило это холодной зимой сорок второго. Ребят выстроили рядами и босых, раздетых до кальсон, гнали мимо нас по щебневой дороге. Многие уже не могли идти, падали. Идущие рядом товарищи, как могли, их поддерживали. Увидев это, немцы подходили и расстреливали их в упор. Мертвых бросали в кювет. С наступлением ночи местные жители тайно забирали тела и хоронили на огородах.

Повсюду поселились немцы. Охраняли район румынские, немецкие жандармы и полицаи, которые им служили. В нашем доме мы занималиодну маленькую комнату, а по соседству с нами стали жить враги. Не передать словами, как мы их боялись. Однажды немец, увидев, как мы с мамой плачем, подошел и показал фотографию. На ней были изображены дети. В школе я изучала немецкий язык и по отдельным словам смогла понять смысл сказанного. Он рассказывал, что его дети дома, что война — это плохо. Его глаза были наполнены слезами.

Нас забрали в рабство

Сначала отдельно вывозили всю молодежь. Забрали моих двоюродных братьев и сестер. Им тогда было по 16-18 лет. Ребят такого возраста собрали с хуторов сначала в центре, а потом куда-то всех погнали. Затем пришел и наш черед. Приказали всем выходить на дорогу. Куда и зачем никто не объяснял. Взять с собой ничего не разрешили. Мама смогла прихватить только шаль с бахромой. Немощных стариков и женщин с новорожденными детьми рассадили по повозкам. Всех остальных погнали пешком, более ста километров.

И вот шла эта огромная толпа, в основном женщины и дети. Сил не было, мы все держались за своих мам, кто за руку, кто за юбку. Дороге не было конца. Так мы дошли до Сенной переправы в районе Темрюка. Там нас посадили на баржу и повезли в Керчь.

На таких баржах немецкие войска обычно перевозили все то, что смогли забрать у населения: скот, птицу, предметы быта. Поэтому над нами периодически пролетали советские самолеты. Они не знали, что там находимся мы, и потому бомбили. И тогда немцы приказали нам снять платки и махать ими, чтобы русские летчики видели, что там гражданские люди.

Не все приплыли в Керчь, некоторые по пути погибли. Нас высадили и погнали в пустое поле. Там уже было огромное количество таких же, как мы. Кое-где горели костры. Повсюду сидели взрослые и дети, голодные и замерзшие. У людей не было совершенно ничего. Негде было взять еды и даже воды. Мы не знали, зачем нас там держат, что нас ждет. Холод, страх, ощущение безысходности. Сбежать невозможно — повсюду немцы с автоматами. Как оказалось, ждали, когда наберутся люди, чтобы заполнить товарный поезд.

Дорога в никуда

Нас погрузили в вагон, в котором обычно перевозили животных. Ужасная грязь, вши. Мамина шаль стала для нас спасением. На ней мы сидели, ей накрывались. Периодически, чтобы освободить дорогу военным, наш эшелон загоняли в тупик. Стояли там порой по несколько суток. Из Керчи нас довезли до Джанкоя. Там высадили, вновь сидели в степи, не зная, что будет дальше. Затем состав разделили на две части. Тех, у кого дети были маленькие, как у нас, в рабство отдавали румынам. Семьи, с детьми постарше отправили в Германию.

Затем нас вновь погрузили в такие же вагоны и повезли в сторону Украины. Доехали до города Кодыма Одесской области. Там нас высадили и погнали по улицам и дворам. Одну семью в один двор, другую — в другой. Хозяйкой дома, к которому привели нашу семью, была пожилая украинка. У нее во дворе немец открыл сарай и приказал нас туда поселить. Женщина плакала: «Зачем они мне нужны?» Немец на нее прикрикнул, и она замолчала.

Жизнь в сарае

В сарае оказалась только маленькая кучка соломы, но мама была очень рада и ей.

Стали там жить. Мама, очень добрый человек, сумела расположить к себе хозяйку дома. Та стала немного помогать. Мне даже разрешила приходить спать на печку в летней кухне. Печь, конечно, не топилась и не была застелена, но все же не на земле…

За чашку горьких помидоров

Мы были всегда очень голодными, еды не было никакой. Однажды хозяйка подсказала маме, что староста их поселка берет на работу к себе на огород беженцев (как нас там называли). Там нужно чистить кукурузу. За работу он дает салат из помидоров. Мама меня туда отправила, чтобы я хоть немного поела. Сама она пойти не могла, потому что нельзя было оставить малышей.

Таких, как я, у старосты было много. Люди разных возрастов старательно работали под строгим контролем. Целый день я чистила кукурузу, мечтая о салате. И уже поздно вечером нам дали по мисочке долгожданных нарезанных помидоров. Дети и взрослые с жадностью принялись есть, но радость тут же обернулась шоком. Столь долгожданные помидоры, за которые люди без отдыха работали весь день, оказались с подачи старосты пропитанными острым перцем. Каждый кусочек обжигал рот огнем, но невыносимый голод все равно брал верх. Видимо, на потеху хозяина, мы с жадностью глотали огненный салат и даже выпивали весь сок.

Страшный день

В стене нашего сарая были огромные щели. Сквозь них мы смотрели на улицу. Выходить за калитку было запрещено. Нам была видна только широкая дорога и вдали чьи-то дома.

Однажды послышался шум. По дороге шло много людей. Это были семьи с детьми. Хорошо одетые, красивые детишки и взрослые, а вокруг них охрана. Их увели, а через какое-то время с той стороны раздались выстрелы. Украинка рассказала, что это были евреи. Их отвели в соседний яблоневый сад, где незадолго до этого вырыли большой ров. Многие знали, что его копали, но никто не знал для чего. Этих людей поставили надо рвом и стали в них стрелять. Кого убили, кого ранили, а кто, возможно, падал в ров от испуга. Потом мужчин заставили всех их зарыть. Несколько дней надо рвом шевелилась земля…

И снова в путь

В один из дней во двор пришли немцы с автоматами и приказали всем выходить. Вновь собрали по дворам все семьи. Куда идем, никто не объяснял. Пригнали нас на железную дорогу, посадили опять в товарный поезд и повезли в сторону Румынии. В городе Яссы поезд загнали в тупик, и мы там очень долго жили. С сестрой и с другими ребятами стали ходить до ближайших сел. Дорога была километров восемь. Там мы просили милостыню, но у жителей самих ничего особо не было. Нам давали по несколько фасолин, с тем и возвращались обратно. Варить ее было негде, поэтому грызли сырой. Затем дорога освободилась, и мы поехали в город Галац. Там история повторилась. Вновь долгие дни в тупике, абсолютная неизвестность и невыносимый голод.

Окно в будущее

Однажды немцы и приказали главам семей выйти на собрание на площадь. Все мамы ушли. Перед ними выступил какой-то богатый помещик из Баната. Он объявил, что с завтрашнего дня мы все поедем к нему. Там он всем даст работу. Люди были рады уже хоть какому-то движению. В конце собрания помещик раздал всем по булочке. Мама принесла эту булочку и разделила между детьми. Себе ничего не оставила…

Сладкий запах свободы

Наступила ночь. Закрылись двери товарного вагона. Все ждали нового дня, который должен был принести с собой перемены. Вдруг часа в два ночи дверь неожиданно открылась. Тихий мужской голос прошептал: «Выходите все на улицу, надо уходить отсюда».

Мы ничего не понимали. Куда уходить, зачем? Вышел весь состав. Огромное количество людей.

Повсюду степь, бурьян и среди него еле видные узкие тропы. Но эти мужчины знали там каждую дорожку. Это были русские партизаны.

Еле слышно, гуськом в полной темноте передвигались мы за своими освободителями. Шли целую ночь. На рассвете добрались до какого-то села. Там на день нас спрятали в больших сараях. С приходом темноты мы вновь отправились в путь. Нас вели несколько ночей, а днем скрывали. Так мы добрались до пустого товарного эшелона. Мужчины объявили, что мы едем к линии фронта.

Довезли нас до Арцыза. Партизаны знали, что там стоят пустые дома. Прежде там жили русские немцы, но наше правительство отослало их в Казахстан, чтобы они не имели связи с фашистами. Вот в их дома нас и поселили. Там мы ждали освобождения.

Кира Ивановна закончила свой рассказ. Комната наполнилась духом тяжелых воспоминаний, камнем лежащих на ее сердце. Немного помолчав, она тихо добавила:

— Я всю жизнь задавалась вопросом: где найти этих мужчин, чтобы им поклониться? И еще мне бы очень хотелось, чтобы кто-то кроме меня однажды подтвердил все эти воспоминания.