Один в океане. История побега

В этот мир мы приходим мечтателями. В самом начале пути, когда наш разум еще не затуманен всевозможными запретами, правилами, догмами о том, что такое хорошо и что такое плохо, мы видим себя фактически всемогущими. Неизведанные страны, горные вершины, неизвестные науке звезды, планеты, галактики так и манят: «Мы рядом! Открой нас, покори, назови своим именем!» Обычному человеку по мере взросления жизнь подрезает крылья, заставляя опуститься с небес на землю.  Но писать о таком человеке означало бы отнимать у читателя драгоценное время. Наш рассказ — о другом. Об одном из тех, кому посчастливилось до конца своих дней быть верным своей мечте и этим обрести бессмертие. Он родился во Владикавказе, вырос в Семипалатинске, учился в Ленинграде, занимался научными исследованиями в разных частях Советского Союза: во Владивостоке, в Крыму, в Геленджике. А после… После был побег.

«…Я посмотрел на часы: времени оставалось совсем немного. Было так хорошо сидеть среди друзей и ни о чем не думать.

— Пора, — велел я себе. — Лайнер у северной оконечности острова. У тебя есть полчаса.

Я встал из-за стола.

  — Куда же ты! Посиди с нами!

Мне не хотелось придумывать какую-нибудь ложь в такой важный для себя момент.

   — Я не скоро вернусь, — сказал я тихо, но внятно и пошел к выходу, не дожидаясь дальнейших расспросов.

Через полчаса, когда лайнер будет проходить возле острова Сиаргао, я шагну через борт, через границу государства.

Я поднялся на верхний мостик и стал всматриваться в горизонт на западе. Никаких огней. Нет луны. Нет звезд. И у меня нет компаса.

  — Не все ли равно теперь! — подумал я. — Жребий брошен».

Так начинается история, о которой в СССР не сообщало ни одно официальное СМИ. Но сквозь помехи «глушилок» до слушателей запрещенного «Голоса Америки» донеслась шокирующая новость: советский гражданин Станислав Васильевич Курилов спрыгнул с борта прогулочного теплохода «Советский Союз», совершавшего круиз по Тихому океану, и спустя трое суток самостоятельно выбрался на берег Филиппин.

Его назвали сумасшедшим, признали диссидентом и изменником родины. Внешне все выглядело именно так. Но кем на самом деле был легендарный Слава Курилов? Что скрывалось за непритязательной внешностью, какой секрет таила в себе его простая, добродушная улыбка? Что толкнуло этого человека на поступок, безумству и дерзости которого нет равных по сей день: в одиночку переплыть океан?

Вначале было слово. И слово это было «вода».  Кажется, едва научившись говорить, маленький Слава определил свою дальнейшую судьбу. Вода, море, океан были его навязчивой идеей, его богом. Он болел морем, бредил им. Все доступные книжки о морских путешествиях и приключениях были выучены наизусть. В возрасте 15 лет, будучи больше не в силах сопротивляться этой страсти, мальчик сбегает из родного Семипалатинска в Ленинград, чтобы поступить юнгой на Балтийский флот. Тогда паренька без образования и документов отправили восвояси. Но, вглядываясь в воды Финского залива, он поклялся ему, что вернется. И сдержал клятву.

Стать капитаном дальнего плавания ему было не суждено: не прошел по зрению. Слава выбрал параллельную дорогу: поступил в Ленинградский метеорологический институт на факультет океанографии. Он работал в филиале Института океанологии Академии наук СССР в Ленинграде, а затем и в его южном отделении в Геленджике. С нашим городом связаны счастливейшие страницы его жизни.

 «Как греки и римляне осваивали просторы далеких морей, так и мы, участники группы подводных исследований, отправлялись на все лето в морские экспедиции к Черному морю, ставили палатки и каждый день выходили в море на маленькой лодке. Жизнь на берегу напоминала жизнь ихтиофагов, морских легендарных племен. Днем они плавали и ныряли в море, питались сырой рыбой и ракушками и только спать выходили на сушу».

Среди тех, с кем пересеклась дорога его жизни в Геленджике, был и А.М.Подражанский — видный российский ученый, гидронавт, писатель, один из создателей легендарного глубоководного аппарата «Мир». В 70-е они оба работали в местном отделении Института океанологии по подводной исследовательской программе «Черномор».

— Я запомнил его сидящим на конце  причала в Голубой бухте, — рассказал нам Александр Моисеевич. — Он часто и подолгу сидел там в своей излюбленной позе лотоса и медитировал. Близко мы не общались, но было сразу заметно, что этот человек во многом «не от мира сего». Однажды Слава решил продемонстрировать нам возможности своего тела. Задержав дыхание, он нырнул под воду у того самого причала, обнял руками бетонную сваю и пролежал на дне более пяти минут. Он хотел нас поразить, и ему это удалось.

Именно в наших краях Курилов прошел боевое крещение в качестве акванавта (так в то время называли специалистов по глубоководным погружениям).

«Это было в районе Голубой бухты возле Геленджика, — вспоминал он впоследствии. — Нужно было закрепить на дне масштабную сетку для киносъемок. Я легко дошел до дна, но подводное течение было очень сильным, и мне пришлось долго тащить ее вниз и крепить на глубине двадцати семи метров. Для первого раза это было многовато. Уже на дне я услышал звук, напоминающий шипение воздуха, выходящего из баллона под большим давлением. Проверил свой вентиль — все было в порядке. Шум усиливался и скоро стал невыносимым, а я боялся оставить работу незаконченной — это было мое первое настоящее погружение. Пронизывающий скрежещущий грохот сотрясал мне череп и, казалось, раздирал всего меня. Такой оглушительный шум, наверное, слышал Одиссей, проходящий между Сциллой и Харибдой. «Пока я могу дышать, нужно продолжать работать», — решил я. Скрежет и визг были такими ужасными, что для спасения хотелось, как Одиссею, залепить уши воском. Но потом шум стал постепенно ослабевать и наконец прекратился совсем. Наступила тишина, и это было непередаваемо чудесное ощущение.

Подождав немного на всякий случай, я стал всплывать. На поверхности встревоженный шеф спросил:

— Ну как?

— По-моему, там циклопы.

— Над тобой шел пароход, и мы боялись, что ты всплывешь под винт».

Никто в ту пору не мог предположить, что та смертельно опасная встреча с винтом была не отменена, а лишь отложена на некоторое время…

Всю жизнь Курилов находился в поиске.  Он искал свое предназначение, свой путь, свой жизненный смысл. Обычные человеческие ценности не давали ответа на мучившие его вопросы. В семье и на работе он был белой вороной — одиноким, непонятым.

«У меня было неясное ощущение, что дом моих родителей — не мой настоящий дом,  что где-то есть настоящий, где меня любят и ждут обратно. Я брошен в этот мир для какой-то неизвестной мне, но вполне определенной цели. Я должен чему-то научиться, что-то понять, должен сам найти дорогу домой, и она лежит через море».

В своем духовном поиске Слава был готов обойти весь свет: побывать в тропиках, спуститься на океанское дно, добраться до Северного полюса. Для времени и места, в которых он родился, мечты были слишком смелыми: из страны его не выпускали. Его родная сестра была замужем за индусом и проживала в Канаде — причина для штампа «невыездной» в условиях железного занавеса более чем весомая. Но для «гражданина Вселенной», как любил называть себя Курилов, все границы — начиная от государственных и заканчивая границами физических возможностей — являются чистой условностью. Он не планировал побег. Но он точно знал: момент, которого он так ждет, настанет…

Сигналом к действию стало объявление в газете «Вечерний Ленинград», приглашавшее всех желающих в увлекательный круиз «Из зимы в лето». На комфортабельном лайнере «Советский Союз» туристы должны были совершить вояж по Тихому океану без захода в иностранные порты. Виза для такого путешествия не требовалась. Курилов понял: пора!

К назначенному сроку будущий диссидент в числе других счастливых пассажиров прибыл во Владивосток.

«Я вглядываюсь в лица. Веселые, празднично одетые люди. Никто не подозревает, что в этом рейсе что-то случится. У нас разные судьбы. Они оказались здесь, чтобы весело провести отпуск, а у меня, быть может, считанные дни перед побегом в неизвестность».

Не имея при себе ни карты, ни компаса, ни специального снаряжения, ни четкого представления о маршруте следования, Слава понимал: шансы на успех ничтожно малы. Он не зря столько лет изучал океан. Все его опасности были ему известны досконально.

«С точки зрения здравого смысла мои шансы добраться до берега живым выглядели так: если во время прыжка я не разобьюсь от удара о воду, если меня не сожрут акулы, если я не утону, захлебнувшись или от усталости, если меня не разобьет о рифы, если хватит сил и дыхания выбраться на берег и если к этому времени я все еще буду жив — то только тогда я, может быть, смогу поблагодарить судьбу за небывалое чудо спасения».

Но отступать было некуда. В порту Владивостока он мысленно простился с родиной, со всеми, кого знал и любил. У него больше не было прошлого. Могло не быть и будущего. Все, что было в его распоряжении,  — этот самый момент, который может стать как палачом, так и спасителем. Момент, который решит все.

Шаг, разделивший его жизнь на «до» и «после», был сделан 13 декабря 1974 года (согласно его расчетам, именно в этот день корабль должен был проследовать максимально близко к берегу). Под покровом ночи, никем не замеченный, вооруженный лишь маской, трубкой и ластами, Курилов бросается в бушующие волны.

«Полет над водой показался мне бесконечным. Пока я летел, я пересек некий психологический барьер и оказался по другую его сторону совсем другим человеком».

Всплыв на поверхность, беглец повернул голову и остолбенел от ужаса. Буквально в метре от него вращался чудовищного размера винт. Будто гигантская мясорубка, он затягивал его в черную пропасть. Уйти от ее хищно разверзнутой пасти было почти невозможно, но каким-то чудом ему удалось. Побывать на волосок от гибели во время своего пути нашему герою предстояло не единожды.

Первые сутки в океане были наполнены блаженством. Опытный пловец и ныряльщик, Курилов не чувствовал ни усталости, ни боли. Многолетняя практика йоги научила его полностью контролировать собственное тело. Жажда и голод были ему незнакомы. Он словно слился со стихией, стал частью  безмолвного пространства на границе двух миров.

«Днем океан казался стихией, вызванной к жизни ветром, и только ночью, когда ветер стих, я увидел его настоящую, самостоятельную жизнь. Стоило наклонить голову к воде, и взгляду открывался фантастический фосфоресцирующий мир.

Подо мной был крутой склон двухтысячеметровой Филиппинской впадины, одной из самых глубоких в мире. Мне было видно в глубину примерно метров на сто».

Страх перед акулами, охвативший вначале, быстро отступил. На примере черноморских катранов, чьи повадки в свое время успел хорошо изучить, Курилов знал: вести себя среди них нужно как можно спокойнее и естественнее. Он воображал себя существом, живущим в океане, большой невкусной рыбиной, которая просто плывет по своим делам, не представляя ни интереса, ни опасности. Помогла ли такая установка или просто счастливый случай — неизвестно, но хищники его не тронули.

На вторые сутки пути беглец увидел землю. Сладостное чувство победы наполнило его нутро. Но чем громче и торжественнее звучат в нашу честь победные фанфары, тем тяжелее впоследствии смириться с поражением. Берег не приближался. В какой-то момент Слава понял, что отдаляется. Течением его снесло в сторону — на многие километры от желанной суши. Волны становились все сильнее, усталость в мышцах накапливалась, обгоревшая на солнце кожа и обожженные медузами конечности «молили» о пощаде. Силы — как физические, так и душевные — стали его покидать.

«Мне казалось, что бессмысленно продлевать жизнь еще на несколько мучительных часов — я уже не надеялся встретить рассвет. Я решил умереть. В моем положении это было довольно трудно. В эту минуту я пожалел, что не взял с собой нож».

Сложно представить, через что пришлось пройти этому человеку. Он терял сознание, галлюцинировал. Он мечтал о смерти как об избавлении. Но судьба его была иной. Спустя казавшиеся ему вечностью два дня и три ночи Слава ощутил под ногами твердую почву.

«Я стоял по грудь в воде и не мог поверить, что это не сон… Впереди, насколько можно было различить, темнела вода лагуны. Место было мелкое, и мне пришлось долго брести по грудь в воде, плыть снова и опять брести по пояс в воде, прежде чем я ступил на берег. В эти минуты я боялся акул больше всего на свете. «Если акулы сожрут меня именно сейчас, — я вздрогнул от этой мысли, — будет просто обидно!»

Ступив на берег, Слава чувствовал себя счастливейшим первооткрывателем, новорожденным Адамом в раю и Робинзоном Крузо в одном лице. Волна эйфории, захлестнувшая его, требовала выхода. «В эту минуту мне ужасно хотелось танцевать. Сиртаки! Что сильнее может прожечь душу и в счастье, и в горе?! Я широко раскинул руки, положив их на плечи двух воображаемых друзей, услышал начальные аккорды и сделал первое движение. Я танцевал сиртаки на песке под пальмами и хохотал от радости!»

Захваченный своей торжествующей пляской, он не сразу заметил приблизившиеся человеческие фигуры. Оказалось, что за ним со смесью ужаса и восхищения наблюдала семья аборигенов. Их чувства легко понять: в ночи вылезший из воды пришелец, за время скитаний с ног до головы покрывшийся фосфоресцирующим планктоном, больше всего походил на танцующее привидение.

Встреченные туземцы оказались гостеприимными, но законопослушными людьми. Они проводили его в свой дом, напоили и одели, а потом, как и положено, передали в руки властей. Следующие полтора месяца Курилов провел в филиппинской тюрьме, после чего был депортирован в Канаду. В дальнейшем его ждала блестящая карьера океанографа, слава и признание, множество путешествий, открытий, новых земель, морей и океанов – словом, вся та жизнь, о которой он мечтал еще будучи ребенком. Но именно здесь, на далеком тропическом острове Сиаргао, он сделал свое главное открытие, понял великую истину, обрел  то, что не давало ему покоя. Не эта страна в обмен на другую, не этот конкретный дикий берег в обмен на комфортную квартиру в панельной многоэтажке. Действие. Свершение. Побег ради самого побега. Всю жизнь он тайно завидовал книжным героям, мучаясь от комплекса неполноценности. Перебороть его, доказать самому себе: «Я не хуже. Я способен». Перестать восхищаться легендарными смельчаками, стать таким смельчаком — вот то, что было ему предначертано.

«Это не был побег в прямом смысле — из тюрьмы, от чумы или от долгов. Это не было и стремление к абсолютной свободе. К этому времени я уже додумался, что бежать можно только из одной тюрьмы в другую, а свободу обрести с помощью неимоверных усилий изменением своей внутренней природы. Я не искал никаких материальных благ — за морями меня, скорее всего, ожидала такая же, как и здесь, зависимость от обстоятельств. Побег с корабля был духовным испытанием, научно-мистическим экспериментом или познанием себя — как угодно».

Его уход из  жизни был трагическим и одновременно красивым, как последний изящный штрих к портрету. Во время водолазных работ на озере Кинерет в Израиле (месте, где по преданию ходил по воде Иисус Христос). Слава запутался в рыбацких сетях и исчерпал свой запас кислорода. Стихия, которую он любил больше жизни, забрала его навсегда.

 Курилов погиб 29 января 1998 года. Книга «Один в океане», положенная в основу данного материала, вышла в свет через шесть лет после его смерти. Разрозненные записи собрала воедино и опубликовала вдова Славы Елена Генделеева-Курилова.  

Я.Свиридова